Поэты неистребимы
12 вопросов Рафаэлю Левчину де Оливейра
– Рафаэль Левчин де Оливейра – кто он: больше поэт, художник, человек-театр или... (нужное добавить)?
– Когда-то Саша Ерёменко, услышав, как я на вопрос экзаменатора в Литинституте: «Вы поэт или прозаик?» – ответил: «Поэт!», сделал мне строгий выговор: «Что это ты так нескромно? Не можешь, что ли, сказать просто: пишу, мол, стихи...». Так вот: пишу, мол, стихи. Но в последнее время как-то чаще клею, мол, коллажи. С другой стороны, мне всё больше нравится сталкивать мои коллажи с моими же стихами и смотреть, кто кого поборет. Надеюсь также ещё вернуться к театру... а там, может, и до кино дойдёт черёд... и так далее.
– Вы – старый самиздатчик. Что для Вас самиздат в эпоху Интернета?
– Я не старый. Я опытный! Интернет возник буквально на моих глазах. Сперва такой смешной был... (Кстати, само слово «нет», как и слово «сеть», в русском языке имеет скорее негативные коннотации.) Для самиздатчика он, понятно, в своём роде подарок – хотя, как почитаешь порой некоторые интернетушки-обознатушки, типа рассуждений о том, что Холокоста не было и быть не могло... или о том, что поэзия кончилась, да и пора уж ей... так ну просто фэйсом об тэйбл! Кстати, я не случайно ставлю эти две залепухи рядом. Для меня, скажем, Пригов в каком-то смысле гораздо хуже Гитлера или Сталина. Да, они уничтожили много народу – но им и в голову, кажется, не приходило попытаться уничтожить талант как таковой. Пригов же пытается сделать именно это... Однако я отклонился от темы. Не думаю, что самиздат старого типа, сиречь бумажный, себя исчерпал. И тут не могу не вспомнить мою любимую цитату из Стругацких: «За что эти дети должны меня уважать? За то, что я ходил в атаку на танки в конном строю с шашкой наголо? Так надо быть идиотом, чтобы иметь правительство, которое довело армию до такого состояния...». Цитата практически универсальная, её можно по-борхесовски толковать и так, и этак. Например, как аллегорию того, что сегодняшнему человеку, ориентирующемуся в Сети, бумажный самиздатчик смешон, как танкисту всадник. Но не надо забывать, что такие атаки действительно были и, как ни странно, имели определённый успех. Да, сама идея бросить конницу против танков вызывает смех – однако танк в маневренности или в способности взаимодействия с управляющим человеком изрядно уступает коню (во всяком случае, пока – в будущем, вероятно, появятся биокибертанкомобили с сенсорным управлением). Конники могут неожиданно напасть на танки с фланга и закидать их гранатами, а заодно порубить бегущую за танками пехоту... Я хочу сказать этим развёрнутым сравнением, что как кино потеснило, но не вытеснило театр, как видео потеснило, но не вытеснило кино, так и Сеть потеснила, но не вытеснила книгу... как, впрочем, и печатная книга в своё время потеснила, но отнюдь не вытеснила книгу рукописную, рукорисованную, самодельную... короче, арт-бук! Боюсь, однако, что человеку, не выросшему в обстановке тотального запрета, не понять, какой был кайф от осознания, что вот он, самодельный журнал, где можно напечатать то, что нигде больше не пройдёт, и придраться к нему трудно, потому что всего 4 экземпляра... а что мало кто прочтёт – так пусть передают из рук в руки, пусть по ночам читают! И читали. Для меня в этом смысле ориентир – питерский журнал «Предлог», с которым меня в своё время познакомил мой друг Юрий Зморович (http://www.letov.ru/zmorro.htm), замечательный киевский авангардист; и из этого журнала я, в частности, узнал о существовании не менее замечательного сюрреалиста Аррабаля... Словом, самиздат вечен – по крайней мере, для меня и таких, как я. Бумажная книга, журнал, даже каталог, ощутимый руками, носом... о, это незаменимо. Тем паче, если ты это сам сделал, без типографии, своими золотыми руками. Этим я вовсе не отрицаю Интернет – наоборот, осваиваю его.
– Вы давно покинули Россию (СССР), расскажите об этом: когда, почему?
– Я покинул СССР в июле 1991 года в качестве политического беженца. Вообще-то довольно долгая история, но попробую пунктирно. В конце восьмидесятых я был участником различных неформальных групп (сейчас уже и термин этот, полагаю, забыт); в частности, группы литтеррористов, боровшихся за права автора в СССР. Затем на базе этой группы был создан т.н. независимый профсоюз литераторов, и вот тогда нами заинтересовалось ГБ. Меня пытались – хотя, честно говоря, довольно вяло, – завербовать в стукачи, и это оказалось последней каплей. И до того жизнь была полна совковыми мерзостями, но теперь масса их стала критической. Мы с женой решили «отряхнуть прах с наших ног». Конечно, мы думали об этом и раньше – ни я, ни она не хотели, чтобы наши сыновья попали в советскую армию, не к ночи будь помянута! Помнится, когда я там служил, один из моих однополчан сказал совершенно искренне: «Скорее бы война, да и попасть в плен!». «Ты думаешь, там лучше?» – не врубаясь, спросил я, и он исчерпывающе ответил: «Конечно, там хуже. Но там так, как должно быть, там враги, им и положено над тобой издеваться. А здесь кругом вроде бы свои, но обращаются с тобой хуже всякого врага!».
– Вы живете в Чикаго - расскажите, как Вы ощущаете этот город?
– Это замечательный город! Некогда пролетарско-бандитский, сегодня это город художественной богемы, как и Нью-Йорк. Галереи, театры, студии, всевозможные фестивали разных видов искусств... Вот только что завершился международный кинофестиваль – и начинается другой международный кинофестиваль: гомосексуалистов и лесбиянок, а впереди детский кинофестиваль, польский кинофестиваль, кинофестиваль европейского андеграунда... Прошёл фестиваль африканского танца, на подходе фестиваль латиноамериканского джаза... и так далее. Тем, кто доселе пребывает в плену старого клише: «Американцы-де тупые и некультурные», стоило бы приехать сюда и посмотреть на этот блеск своими глазами. В Чикаго есть улицы Гете, Шиллера, Цицерона, Эвклида, Лассаля, Ассархаддона, Хармса (да, тут я загнул – улица-то действительно есть, но это не тот Хармс...), есть галерея «Стиляга», кафе «Интеллигенция», музыкальная группа «Бордель Гоголя» и так далее. Одно время Чикаго был архитектурной столицей Штатов, потому что именно здесь собрались архитекторы, бежавшие из Германии от нацизма... Вообще, после того, как я увидел на улице полицейского с панк-причёской, я понял, что это мой город! Город художников, поэтов, актеров, музыкантов и влюбленных...
– Судя по текстам, в Вас соединились классицист и авангардист. Так ли это?
– Если Вы хотите сказать, что и классицизм, и авангард оказали на меня изрядное влияние, то да, конечно. Как отметил Брехт, беру своё там, где нахожу. Но –соединились... не думаю. Скорее борются, с переменным успехом. Несомненно, авангард мне ближе – но несомненно и то, что я не авангардист. Я бы назвал себя поставангардистом, и это, по-моему, гораздо корректнее, чем туповато-расхожее «постмодернист». Чтобы объяснить, что я имею в виду, стоит вспомнить рассказ Борхеса «Пьер Менар, автор “Дон Кихота”»: человек задумывает переписать шедевр своими словами, потом решает, что можно оставить те же слова, только иначе расставить знаки препинания (кстати, у Бабеля есть рассказ о таком эксперименте), и, наконец, понимает, что можно вообще ничего не менять, только вложить в слова другой смысл... Вот это и есть мой поставангард: я всё время что-то переписываю. Как правило, всё больше самого себя.
– Вы недавно были в Венеции, Вене... Что для Вас Европа? Что для Вас Берлин?
– Европа – в самом этом слове, происхождение которого не очень ясно, уже сошлись архетип, миф, апокриф, легенда, история, вымысел, эталон, соблазн, вера, безверие, подлость, героизм, империя, варварство, традиция, тайна... список бесконечен. На протяжении многих лет Российская империя и Соединённые Штаты пытаются сравняться с Европой, в плохом и в хорошем. Для меня же, много лет прожившего взаперти, совершенно естественно было и есть стремиться увидеть в Европе как можно больше. Что ж, в Кракове я пил мёд, в Париже меня облили луковым супом, в Амстердаме так и не курнул, всё как-то откладывал, в Лондоне вокруг меня были сплошные панки, и я едва не сделал себе соответствующую прическу... а в Венецию мы с женой пообещали себе приехать ещё раз, хорошо бы вместе с сыновьями. В Берлине пока не был, поэтому говорить о нём считаю преждевременным. Не был и в Мадриде, Афинах, Праге, Будапеште, Стокгольме, Гибралтаре... всё впереди, надеюсь!
– Ваш личный рейтинг современных (не)русскоязычных поэтов?
– Для меня самым современным русскоязычным поэтом был и остаётся Осип Мандельштам, а из нерусскоязычных – Гай Валерий Катулл. И что хотите делайте со мною! Ну, в самом деле, что понимать под современностью? Вторую половину XX века? Так она уже тоже в прошлом. Вот Иосиф Бродский – современный поэт или нет? А Мирослав Валек, которого я переводил и в процессе перевода влюблялся всё больше и больше? Но Вы, надо полагать, имеете в виду молодых, верно? Что ж, вот навскидку: Ника Скандиака, Екатерина Боярских, Анна Глазова, Екатерина Завершнева. Почему только женщины? А меня вообще женщины интересуют больше, чем мужчины. В том числе и поэты. (Так что и сам удивляюсь, почему же в таком случае Мандельштам, а не Цветаева, и Катулл, а не Сафо – но вот как-то уж так сложилось.) Ладно, для одного мужчины место оставил: Юрий Проскуряков – и его группа «Кассандрион», куда вхожу и я. А из нерусскоязычных, пожалуй, Анатоль Степаненко, художник, поэт и кинорежиссёр, чьи стихи я переводил с украинского и не прочь бы ещё попереводить: http://www.dyrpen.org/stepanenko/poetry.php
– Зачем нужны поэты, когда торжествует массовая культура общества потребления?
– Где это она, собственно, торжествует? У меня дома, во всяком случае, нет. И вообще, что понимать под словом «торжествует», не говоря уже о «массовой культуре» и «обществе потребления» (тоже понятия растяжимые)? Всегда существуют какие-то традиции, которые искусство непременно нарушает, иногда довольно грубо, но только так оно может развиваться (вера жива ересями), потом нарушения сами становятся частью традиции, и всем уже кажется, что всегда так и было, и с горных вершин элитарности эти открытия ледниками сползают в болото масскультуры... а ничего страшного, будут новые. Мой любимый пример: Пергамский алтарь, посвящённый битве богов и гигантов, был некогда создан с резкими нарушениями канона – автор сохранил портретное сходство богов с натурщиками, а позировали ему рабы, проститутки и прочие социальные низы. Надо полагать, у него были крупные неприятности по работе; могли и казнить, между прочим. Прошло время, алтарь стал считаться одним из чудес света. Сегодня он, насколько мне известно, находится в Берлинском музее. Кто о нём помнит, кто повесит у себя над столом его фотографию? Но – он есть, и даже если о нём совсем забудут, даже если его уничтожить, он останется. Так что о поэтах и поэзии не стоит особенно беспокоиться, они неистребимы. Другое дело, что у этой монеты, как у всякой, две стороны. Если выйти за пределы узкого смысла слова, поэт («пойетес» – делатель) изначально лидер пляшущего вокруг жертвы хора, руководитель ритуала, марионетка Диониса. Всевозможные фюреры, прошлые, нынешние и будущие, – тоже своего рода поэты, хотим мы это признавать или нет. Почти каждый человек сотрудничает с демонами, но поэт – особенно активно. Жизнь без поэтов ужасна, но и с ними – не подарок. Строго говоря, мы строим вавилонскую башню культуры, хотя нас то кнутом, то пряником пытаются загнать на строительство укрепрайона цивилизации. Мы не понимаем языки друг друга, а те немногие, кто понимает, как правило, ненавидят друг друга. Башня непрерывно рушится и снова начинается; строительство не прекращается никогда... Хорошо ли это? Не уверен. Но не думаю, что у нас есть выбор. http://www.chernovik.org/main.php?nom=19&id_n=7&first=19
– Если бы от Вашего имени вручали премию в миллион долларов, кому бы Вы ее дали и за что?
– Гм... маловато. Я бы употребил эту премию на образование. На создание учебных заведений, где на выходе будут люди с нормальными мозгами. Люди, которым не придёт в голову дикий бред вроде того, что искусство кончилось, Холокоста не было, женщина не совсем человек, ребёнка можно и нужно бить, врага надо ненавидеть, а государство заботится о своих подданных... Кстати, идея о победе так называемого общества потребления – из этого же ряда.
– У Вас очень необычное, красивое имя. Наверняка за этим скрывается интересная история...
В переводе с иврита оно означает, насколько я знаю, «Исцелил Господь», и это имя одного из архангелов. Мне тоже долго казалось, что оно необычное и уж во всяком случае крайне редкое (по правде говоря, в детстве оно было для меня источником бесконечных страданий – в советской школе, да с таким имечком, ага!..), пока однажды не позвонил одной знакомой поэтессе, мол, привет, это Рафаэль! – и услышал в ответ: какой именно Рафаэль? Обиженно поинтересовался, много ли у неё знакомых Рафаэлей, на что она ответила, что только что вернулась из Армении, где каждый второй – Рафаэль... Назвала меня так моя мама в честь Рафаэля Санти. Впоследствии оказалось, что есть немало других известных Рафаэлей: Альберти, Джованьоли, Сабатини... Конечно, имя не бывает случайным, но и делать из него культ не стоит. Друзья зовут меня Раф... да-да, в своё время это вызывало ассоциации с Rote Armee Fraktion! Что до фамилии «Левчин», то корень «лев» означает, что я – отдаленный потомок левитов. Ну и, наконец, де Оливейра: согласно семейным легендам, мы – потомки португальских евреев, бежавших от инквизиции. Конечно, в Советском Союзе это приходилось скрывать, и я сам об этом узнал уже в зрелом возрасте. Ну, так в Союзе и слово «еврей» воспринималось как ругательство...
– Вы интересуетесь современной жанровой литературой – фантастикой, детективами и т.д.? Как Вы думаете, можно ли написать детективную поэму?
– Фантастикой – да, интересуюсь и сам пишу. Детективами – не особенно. Да, вероятно, детективную поэму написать можно, почему бы и нет, собственно. Но это задача не для меня, я за нее не возьмусь.
– Какой вопрос Вы задали бы сами себе, если бы брали у самого себя интервью?
– Ага! Когда-то я собирал материал для статьи о неформалах (статья не прошла в печать, но, возможно, из этого удастся сделать книгу) и, интервьюируя одного хиппи, спросил: «Может быть, есть вопрос, который Вы сами хотели бы себе задать?». Ответ был: «Да, есть. Я хочу купить плеер, а денег нет. Вот и задаю себе вопрос, где же достать деньги...». Так вот, в эту статью входило и интервью с самим собой. В частности, я спрашивал себя о том, верю ли я в победу (в данном случае неважно, кого и над кем), и отвечал отрицательно. Сегодня я хотел бы спросить себя, стоит ли задавать такой вопрос. Ответа на этот вопрос о вопросе у меня пока нет.